ГЛАВА 4
БРИТАНСКАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ
Победитель при Матапане, ныне адмирал флота виконт Каннингхэм оф Хиндхоуп, на флоте был широко известен как АБК (ABC — Andrew Brown Cunningham. По-английски это звучит интересней, так как выглядит аналогом русского АБВ.). Следует сказать пару слов об этом великом моряке и адмирале и состоянии флота в тот момент. Восхищение своим командующим и вера в него были на флоте всеобщими, все разделяли его горячее желание зажать противника намертво. Предстояло сделать очень много для обеспечения проводки конвоев и транспортов с войсками, кроме агрессивных вылазок при каждом удобном случае. Поэтому жизнь флота была нескучной, особенно на эсминцах. Главной тактической задачей эсминцев является атака и уничтожение вражеских кораблей, однако теперь они использовались как «прислуга за все», а к их обязанностям добавились противолодочное прикрытие, зенитный огонь, сопровождение авианосцев, перевозка войск, техники и припасов. Большую часть этой работы приходилось выполнять в тех районах, где сейчас господствовали Люфтваффе. К опасности горизонтальных бомбардировок добавились решительные и точные бомбардировки с пикирования. Вес это вынуждало экипажи проводить на боевых постах многие часы. Один из командиров эсминцев сказал, что «в 1940 — 41 годах шли самые тяжелые бои за всю войну». Тем не менее, несмотря на нехватку отдыха и нехватку кораблей, боевой дух флота был крайне высок. Все чувствовали, что решительная схватка с итальянским флотом близится, АБК тем или иным способом ее устроит.
Обычно штаб главнокомандующего располагался на берегу. Но в тот период Каннингхэм перевел свой штаб на «Уорспайт». Он состоял из начальника штаба, начальника оперативного отдела штаба, флагманского артиллериста, флагманского минера (torpedo officer), флагманского штурмана (master of the fleet), флагманского связиста. Большинство из них имели чин капитана 1 ранга. По словам флагманского артиллериста, штаб «был просто микроскопическим по сравнению с сомкнутыми шеренгами бригадных генералов в Каире или чудовищным штабами, созданными в конце войны Верховным Командованием союзников». АБК совершенно не терпел дураков рядом с собой, всего его штабисты были первоклассными специалистами, готовыми дать быстрый и точный ответ на любой вопрос в своей области. Он сам большую часть службы провел на эсминцах и сохранил отношение «рабочей лошадки» к специалистам. Интересно читать, что пишет по этому поводу его флагманский артиллерист, ныне вице-адмирал сэр Джеффри Барнард, который имел привилегию во многих случаях «нашептывать на ушко главнокомандующему», в частности во время боя у Матапана.
«АБК резонно уважал пушки как оружие, если их правильно использовали. Грохот выстрелов приводил его в мальчишеский восторг. Однако он много перетерпел от рьяных офицеров-артиллеристов за время свой службы. Поэтому всякие пикантности артиллерийской дуэли на больших дистанциях с ее черной магией вроде крики ты земной поверхности, наклоном цапф и всем таким прочим, он не переносил на дух. После первых (юс в такое отношение укрепилось. Ведь 4 британских крейсера, каждым из которых командовал отважный и заслуженный артиллерийский офицер, во время погони за итальянскими эсминцами, израсходовали весь запас 6" снарядов Средиземноморского флота. Свое отношение к артиллеристам он чаще выражал словами, чем на бумаге».
Затем Барнард упоминает пухлый технический отчет, озаглавленный «Прогресс морской артиллерии», который до войны флоты каждый год должны были отправлять в Адмиралтейство. Однако в 1940 — 41 годах из-за вполне понятных хлопот о нем позабыли. В ответ на настойчивые напоминания АБК не без дозы яда приказал ответить:
«В период 1940 — 41 годов прогресса морской артиллерии на Средиземноморском флоте НЕ было. Однако ценой больших потерь и бед пришлось заново выучить старые уроки времен Армады. Самым значительным уроком оказалось то, что правильной дистанцией боя для любого корабля Средиземноморского флота, от линкора до подводной лодки, является дистанция пистолетного выстрела (в наши дни это 2000 ярдов и меньше). Потому что на таком расстоянии даже артиллерийский офицер не сможет промахнуться».
«Если понять это, то становится ясным многое из происшедшего при Матапане», — добавляет Барнард.
Это также во многом проясняет характер Каннингхэма. Он был приверженцем жесткой дисциплины и соблюдения обычаев флота, однако не колеблясь отбрасывал их прочь, если этого требовали интересы дела. Он всегда имел здравый взгляд на вещи типа «не будем делать из этого проблемы», чем заслужил привязанность
всех офицеров и матросов. Много говорят об одном происшествии в Александрии. Катер с австралийского эсминца отходил от берега, когда человек в гражданской одежде попросил старшину подбросить его по дороге на «Уорспайт». Старшина согласился, однако спросил у человека, которого принял за буфетчика «Уорспайта», сумеет ли он перепрыгнуть на трап линкора, когда они будут проходить мимо сходней, так как была опасность навала, если бы катер попробовал зайти с кормы. Пассажир безропотно спрыгнул, когда катер проходил мимо среднего трапа флагманского линкора. Прибыв на свой корабль, старшина получил сигнал от главнокомандующего с благодарностью за помощь, и только тогда понял, кем был пассажир, с которым он так вольно разговаривал.
Поскольку флот много времени проводил в море, состояние механизмов было плохим, требовались постоянные ремонты, что снижало скорость кораблей и их боевую эффективность. Однако такое положение более чем компенсировалось высоким духом и закалкой, которую приносила высокая активность . Поэтому в тех случаях, когда орудия должны были стрелять, можно было твердо верить, что механизмы сработают и расчеты не оплошают. Однако нам так и не выпала возможность отработать ночной бой линейного флота, хотя в период между двумя мировыми войнами такие учения проводились регулярно. Многие молодые офицеры и матросы понятия не имели о трудностях ночного боя и принятых правилах использования прожекторов, осветительных снарядов и быстрого переноса огня. Только те, кто прошел через учения мирного времени, понимали необходимость твердых правил и необходимость быстрого маневрирования в темноте, чтобы быть готовым к бою, который может закончиться буквально через считанные минуты. Все это время ночь считалась неподходящим временем для боя и периодом передышки для кораблей, которые днем подвергались ударам с воздуха.
Но в целом поведение флота отражало желание Каннингхэма сразиться с неприятелем.
Барнард пишет:
«Если мы получали сообщение, что неприятель находится в море в точке, которая давала нам шанс перехватить его прежде, чем он вернется домой, всем членам штаба сразу становилось заметным жгучее желание АБК перехватить его и полностью уничтожить. Он немедленно мчался на адмиральский мостик, на то его крыло, которые было ближе к неприятелю. Скорость линкоров никогда его не устраивала. Он выражал неудовольствие, когда приходилось сворачивать с генерального курса для подъема самолетов. Такое настроение штабисты между собой называли «тигр в клетке», и мы были вынуждены вести себя соответственно. АБК достаточно часто позволял младшим офицерам говорить «не по чину», но не в подобные минуты. Для всех это было прекрасным примером сосредоточения на одной задаче — как можно скорее схватиться с врагом.
В этом случае (Матапан) скорость сближения с неприятелем была неплохой, хотя «Уорспайт» мучился с конденсаторами, а «Барэм», как обычно, должен был срезать углы зигзага, или когда «Формидебл» проводил летные операции. В целом мы шли лучше, чем в первые дни войны, когда «Малайя» или «Ройял Соверен» связывали остальные линкоры. Временами на лице тигра мелькала улыбка».
В этом случае обычная процедура выхода в море была ускорена донесением летающей лодки КВВС. Вражеские крейсера находились в море и шли на восток. А там, где нашлись крейсера, вполне могли оказаться и линкоры. Возможно, пробил решающий час.
«АБК в своей лучшей форме и подгоняет штабистов», — писал Барнард. Ночные вахты прошли спокойно, так как до рассвета трудно было ожидать встречи с неприятелем.